«Юношеские письма»[2], которые удалось опубликовать несколько позже, возвращали нас в мир великой немецкой науки XIX века и во время подъема немецкого объединительного движения, но показывали также ростки той ужасной экономической и социальной борьбы, которая в наше время угрожает уничтожить все существующее.
Еще более глубокий взгляд на суть происходящих сегодня в России событий предлагают «Петербургские письма». Почти все они были адресованы знакомым с Петербургом брату и невестке (Шлёцера — В.Д.) — что и обусловило характер писем. В противоположность созревшим под ясным римским небом описаниям вечного города — зачастую это короткие заметки, набросанные в условиях лишенной отпечатка времени хаотичной жизни Северной Пальмиры, «где ложь и страсть неутомимо бьют по наковальне человеческой глупости»[3].
Когда Шлёцер занял этот зарубежный пост, считавшийся особенно почетным, а уж тем более в качестве первого в карьере (дипломата — В.Д.), он, как и его рано ушедший друг Отто Абель, уже имел репутацию многообещающего историка, который, прежде всего, умел придавать приятную форму хрупкой материи истории — талант, редкий среди немцев и с такой легкостью пренебрегаемый в рядах ученых. Будущие преподаватели возлагали большие надежды на молодого ученого. 24-летний юноша писал из Парижа в 1846 г.: «профессор Бернгарди[4] из Галле, ректор тамошнего университета, был здесь три недели; каждый день я был вместе с ним; на предпоследнем заседании Азиатского общества Воль[5] по собственной инициативе доложил о моем «Абу Долафе»[6], а на следующий день Рено[7] предложил мне стать членом общества, таким образом, я сейчас membre étranger de la société asiatique[8]. Вместе с Бернгарди я совершал великолепные поездки, которые в сопровождении такого замечательного человека, были для меня ценны вдвойне. Его необыкновенно чествовали, а сам он везде меня представлял. Благодаря ему я познакомился с Летронном[9], Рауль-Рошеттом[10] и другими. Приглашение к герцогу де Люиню[11] мы, к сожалению, не смогли получить, но посетили в городе его восхитительную коллекцию произведений искусства. В Версале и в других местах я так выступал перед Бернгарди с лекциями о Французской революции, что тот сказал мне: «приведите в порядок свои записи и приезжайте в Галле преподавать!»
Из «Юношеских писем» мы знаем, что Шлёцер отклонил это и другие предложения своих друзей и, ведомый стремлением войти в политическую жизнь, а также с упоением занимаясь изучением французской дипломатической корреспонденции в Париже, вступил на поприще дипломатической деятельности. В Петербурге ему еще довелось завершить свой труд «Фридрих Великий и Екатерина II»