19/VIII. 1917 г.
В Румынии – прорыв; где ты сейчас, что с тобой?
Мы живем всё еще не дома, тяжело устаю, ничего не могу сделать, совсем теряю всякую бодрость, когда бываю на Плющихе. Там люди – эгоисты, и не идут на уступки.
Забегал на днях Сергей Николаевич Розанов, он в качестве делегата от фронта приехал на Поместный собор[546]. Ругает отчаянно всех тыловых врачей. Надеется теперь надолго остаться в Москве.
Понемногу все морозовцы перебираются в Москву, только ты, Блажко и Молодёнков всё еще сидите на фронте; те хоть чаще бывают в отпуску, чем ты.
Получила сегодня письмо от Васи. Слава Богу, цел и невредим, только устал ужасно в беспрерывном отступлении. Тоже мечтает о смене… Витя ничего не пишет.
Третий день работаю в терапевтическом отделении на правах ординатора. Хорошо. Только я стала никуда не годный врач, домашние заботы не дают покоя. <…>
Была сегодня Екатерина Ивановна. Ириночку нашла загоревшей и здоровенькой. Тоже признает большое сходство с тобой. А Сергей Николаевич так прямо назвал ее Фридрихом Оскаровичем.
21/VIII. 1917 г.
Когда же всему этому конец?..
Рига почти сдана… Кроме скорби гражданской, еще тяжесть от потери связи с родными. Я сама не думала, что такой болью отзовется отрезанность от них… Сознание, что есть [такой] человек, как мать, всегда готовый помочь и понять, давало бодрость. Только сегодня я получила от нее письмо, где она пишет, что о сдаче Риги никто не думает. Она отвечает на карточку Иринки, которая доставила ей большую радость. «Она такая хорошенькая и толстенькая, и так похожа на папу…» <…> А обо мне пишет, что я ей такая милая дочь стала, которая всегда думает, чем бы ее порадовать.
Бедный Витюшка, что с ним? Может быть, уже нет его в живых. Ведь нет сил больше переносить весь этот ужас. Вся вконец измученная, притихшая от непосильного страдания, я живу только ради Иринки. Ей я нужна. Я жду тебя всё с большим нетерпением. <…> Жду тебя для совместного страдания.
А девочка растет, и в ее улыбке, в ощущении ее милого нежного тельца я нахожу только радость. Впрочем, все мои волнения ей передаются, и она утрачивает свой веселый беззаботный вид.
Вот видишь, самое главное не написала; недостаток хлеба на Юго-Западном фронте не дает мне покоя…
Относительно дальнейшей моей работы в смысле усиления финансов очень безнадежно, так как сейчас всё культурное рушится; скоро начнется интеллигентская безработица. Вот и то думаю, не поступить ли мне в швейцары. Вчера только был сбор в пользу их. Я одна только отдала 5 рублей, а всего здесь 70 квартир; смущает только их квартира.