Курбский не мог надолго задержаться в Туле. Отразив здесь врага, князь, назначенный на время казанского похода воеводою государева полка правой руки, должен был немедля выступить вдогон за основными силами русского войска. Да и просто по-человечески хотелось князю поскорей услышать похвалу Ивана Васильевича, ибо подтвердил он свою преданность государю и право занимать одно из первейших мест у его престола.
Хоть и дальше, но удобней было бы пойти надежными дорогами через Рязань. Однако в нетерпении своем князь решил двинуться напрямик через Мещерские леса.
Он допустил ошибку. Стрельцам, не получавшим после выступления из Москвы передышек, попутно разгромившим крымцев, пришлось теперь идти через труднопроходимые леса и болота, через реки и речки без мостов, по бездорожью. И многие из тех, кто вышел живым-здоровым из кровавой схватки с врагом, погибли на этом тяжком пути: кого поглотили затянутые зеленой ряской трясины, кто пал от болезни, кто, отстав, заблудился и принял мучительную смерть от голода.
Когда князь Курбский со своим полком, преодолевшим неимоверные трудности, дошел до Ивангорода[24], другие воеводы давно уже были возле государя. И при них вместо ожидаемой похвалы услышал князь из уст Ивана Васильевича брань нещадную. Да и заслужил. Впрочем, не лишил его царь полка и воеводского места.
— Великий государь, — сказал Курбский, понурясь, — предстоящее дело вину мою умалит и покроет. Полк мой в сражении, покажет усердие в служении тебе, государь, и отечеству.
Шел месяц желтого листа — харыса[25]. У Ивангорода сосредоточилось стопятидесятитысячное русское войско.
Битва за Казань продолжалась пять недель.
Царь Иван предпринял сперва еще одну попытку добиться цели без кровопролития, послал в Казань гонцов с сообщением о возможности мирного соглашения. Ядкар-хан с сеидом Кулшарифом отвергли его условия.
— Чтоб мы сами позволили растоптать мусульманское ханство?! — вскричал Кулшариф. — Нет и нет! Будем биться до последней капли крови! Газават! Газават!
— Мало того, что склонил под свою руку Горную сторону, хочет еще и в Казань посадить послушного хана и завладеть всей страной! Нет-нет!..
— По-ихнему — нет, так по-нашему — быть! — сказал царь, когда его посланцы вернулись с ответом. — Поглядим, чья возьмет!
Стопятидесятитысячное войско пришло в движение, тронулось к волжским перевозам. Переправить через великую реку огромное войско с десятью тысячами коней, оружием, тяжелыми пушками и припасами к ним, громоздкими передвижными турами и штурмовыми лестницами было непросто, но благо — никто со стороны казанцев никаких помех не чинил. Сотня за сотней, полк за полком, ступив на левый берег, направлялись в заранее определенные им места, и Казань постепенно была взята в осадное кольцо. И по-прежнему город ничего не предпринимал, замер в тревожной тишине, предвещающей смертную схватку.