Уход матери не уменьшил отчуждения, которое давно уже существовало между Ирэн и Натали. В то время, когда младшая сестра стала королевой богемного Парижа, старшая, занимавшаяся исключительно школой для русских девочек из семей беженцев, изредка принимала у себя только близких друзей. Например, философа Николая Бердяева, труды которого переводила, доктора Бандалина, знаменитого онколога, или Жюстена Годара, создателя центра по борьбе с раком и известного миротворца. Тем не менее они продолжали время от времени видеться, и князь Михаил Романов, сын княжны Ирэн Палей, вспоминает, что тетя, похожая на добрую фею, появлялась на Рождество с восхитительными подарками из «Голубого гнома», известного бутика на улице Сент-Оноре; каждая их игрушка теперь – музейный экспонат. «Даже спустя шестьдесят лет я помню, как вдыхал запах ее духов, “Индискре” Лелонга, когда она брала меня на руки».
Различие во взглядах сестер на беды соотечественников требует пояснений. С одной стороны, все в окружении Натали утверждают, что в противоположность Ирэн она не заботилась об испытаниях, выпавших на долю эмигрантов, и считала себя француженкой. Так было и во время ее союза с Лелонгом, и позже, когда она переехала в Америку и вышла замуж второй раз. Но есть одна странная подробность – княжна отказывалась ото всех удостоверяющих личность документов, кроме паспорта Нансена, единственной официальной бумаги, выдававшейся русским белым эмигрантам[153]. «Натали постоянно была в разъездах, и это крайне все усложняло, и даже было комично, – говорит Михаил Романов. – Ей было бы гораздо легче, если бы она воспользовалась двойным гражданством – Франции и Америки, но она предпочитала преодолевать разные административные препоны; при каждом новом переезде собирала все свои бумажки в одну стопочку и склеивала скотчем, ее паспорт был похож на лоскутное одеяло. Натали отказывалась его менять, что мне представляется очень трогательным. Я усматриваю в этом тайную верность своим корням».
Пока была жива вдова великого князя Павла, она своим примером ежедневной заботы о людях сдерживала склонность Натали к жизни, в которой воображаемое было сильнее реальности. Их общая забота о благополучии других помогала бороться со страхом. Когда матери не стало, Натали, сложив с себя какую бы то ни было ответственность, полностью отдалась миру грез, где, как в сказке, принцессы упрямо отказываются от тирании здравого смысла и слушают только свое сердце.
Летом 1930 года в Венеции Натали познакомилась с Сержем Лифарем. Их страсть была самой романтичной в истории венецианской лагуны. Их окружали Дворец дожей, дворцы времен Ренессанса, жухлые краски улиц и мокрые мостовые… Там княжна и танцовщик-легенда, принадлежавший к тем «гордым хрупким существам, что похожи на тонкий бокал Мурано», как говорил их друг Поль Моран