— Очистительная купель! — выразительно чмокнул Шарипов. — Но долго держать не будем. На, держи, подпиши эту бумажонку и уматывай домой, к своей сахаристой женушке!
Загит взял из его рук бумагу, прочитал и горько рассмеялся.
— Ложь! Клевета! Подлость!.. Трофимов не вел подрывной деятельности против Башкирской республики!
— Сейчас мы тебе устроим очную ставку.
— С Трофимовым?
— Нет, пока с твоим заместителем по ЧК Абдуллиным! Дойдет дело и до Трофимова.
Следователь выглянул в коридор, позвал кого-то, и тотчас в комнату втолкнули протяжно стонущего арестанта; лицо его было в синяках и кровоподтеках, волосы слиплись от крови; его поддерживали с обеих сторон надзиратели.
— Говори! — разрешил следователь.
Еле ворочая языком, Абдуллин не проговорил, а прорыдал:
— Меня Загит Хакимов за-вер-бо-вал… Хакимов по приказу Трофимова вер-бо-вал заговорщиков… Хотели убить членов Башревкома… Нами командовал Трофимов…
— Несчастный! — пожалел его Загит; сердиться на Абдуллина он не мог: беспощадно пытали тюремщики, вот и лишился мужества и чести…
Следователь решил далее не церемониться, сунул заранее подготовленный протокол допроса с очной ставкой Абдуллину и надзирателям-свидетелям на подпись.
— Уведите! Пусть отлеживается! Он еще нам пригодится! — А оставшись наедине с Загитом, добавил: — Значит, ты его пожалел? Боюсь, что тебя никто не пожалеет… Эй, где вы там, молодчики?!
Он захлопал в ладоши, в комнату ввалились заплечных дел мастера — дюжие парни с засученными по локоть рукавами.
— Научите его уму-разуму! — вежливо распорядился Шарипов, сложил все бумаги в ящик, щелкнул ключом и, потирая руки, словно они озябли, ушел, даже не оглянувшись на Загита.
Парни сбили Загита с ног, принялись аккуратно топтать сапогами с подковками, а когда умаялись, то облили потерявшего сознание узника холодной водой из ведра и сволокли в сырую камеру.
Пожалуй, следователь желал, чтобы Загит скончался от истязаний, но он, к огорчению Шарипова и Сафуана, не умер, а лежал ничком на нарах без стона, без слез, без жалобы. Пришлось прибегнуть к пытке, заимствованной из средневекового восточного арсенала, — Загита накормили соленой рыбой. Не подозревавший подвоха, изголодавшийся Загит набросился на лакомую пищу. Смотритель принес добавку — Загит и с нею управился. Предвкушая диковинное развлечение, тюремщик собрал в горсть кости, ухмыльнулся и ушел. Вечером Загит не получил, как обычно, жестяного чайника с кипятком и всю ночь валялся в корчах на нарах — боли были такие острые, словно желудок и кишки ему набили раскаленными камнями. Тщетно он ломился в железную дверь, стучал ослабевшими кулаками и ногами, умолял: