[143] до меня, уже размышляющего над собственным грандиозным Bildungsroman, – я приехал повидать этого великого человека в его убежище. «Какого черта вы ездите на автобусе, с вашими‐то бабками?» Болея, всякий зовет к своей постели мать; в отсутствие матери на эту роль сгодится любая другая женщина. «Ваш роман, – изрекает он, – говорю вам как на духу, одна из пяти или шести главных книг моей жизни». С тех пор как семейный врач, во время планового осмотра, обнаружил что‐то не то в его ЭКГ и в тот же вечер отправил его на коронарное шунтирование, которое выявило масштаб его болезни, после чего Генри восстановился благодаря успешному медикаментозному лечению, что позволило ему работать и вести в домашних условиях примерно такую же жизнь, что и прежде. Дорогой Цукерман, в прошлом, как вам известно, факты были всего лишь дневниковыми заметками, вот так я хочу впрыгнуть в мир прозы. «Я буду все записывать. Начинай». Мой отец почти полностью ослеп на правый глаз в восемьдесят шесть лет; в остальном же он, как казалось со стороны, сохранял феноменальное здоровье для человека его возраста, когда его поразила болезнь, диагностированная – ошибочно – флоридским врачом как паралич Белла, а на самом деле это была вирусная инфекция, вызывающая паралич, обычно временный, половины лица. В силу юридических причин мне пришлось изменить ряд фактов в этой книге.
Вот какой текст – или шалость – или дар – или непонятно что такое – или ничто – случайно попал мне в руки лет за десять до того, как термин «коронарное шунтирование» стал обозначать нечто реальное в мире медицины, и лет за тридцать до того, как у моего собственного восьмидесятишестилетнего отца возникла смертельная опухоль мозга, которую некий флоридский врач поначалу тоже ошибочно счел симптомом паралича Белла. Невероятное предвосхищение будущих событий в пятнадцатом и восемнадцатом предложениях на первый взгляд может показаться необъяснимым, если не вспомнить, что в реальной жизни нередко происходит нечто, прежде придуманное и изложенное на бумаге, – не так уж это необычно. Это явление в действительности известно всякому, кто изо дня в день в течение многих десятилетий изготавливает из слов подобие жизни. Такое иногда случается со мной, случается и с другими, поэтому нет ничего невозможного в том, что это же произошло с сочинителем пятнадцатого и восемнадцатого предложений. Или правильнее сказать, с сочинителем пятнадцатого предложения и с сочинителем восемнадцатого предложения? Ведь откуда я знаю, даже теперь, сочинил ли весь этот фантастический текст один прихотливый автор или было несколько авторов, каждый из которых сочинил по одному предложению – тогда можно гипотетически объяснить нарочитые нестыковки и явное отсутствие логики и упорядоченности внутри текста.