Лукьян сделал знак рукой, чтобы они отошли. Ему не хотелось подводить своих.
– Будьте мудры, как змеи, и незлобивы, как голуби,- проговорил он как будто про себя.
Он боялся какого-нибудь "оказательства", которое могло бы погубить в зародыше молодую
общину, им основанную.
– Прощайте, братья, – сказал он, обращаясь, по-видимому, к православным. – Простите,
коли в чем перед кем согрешил.
– Бог простит! – загудела толпа, которая была теперь вся на стороне арестанта. Некоторые
сняли шапки и набожно крестились.
– Христос будет с вами и наставит вас, – продолжал Лукьян.
– Молчать! – крикнул чиновник. – Проповедь мы тебя вывели читать, что ли? Пошел, –
скомандовал он ямщику, который медленно разбирал вожжи.
Лошади тронулись. Но по извилистой и ухабистой улице, где ежеминутно попадались на
дороге люди, нельзя было ехать скоро. Толпа провожала повозку до самой поскотины. Многие
шли с непокрытыми головами, – неизвестно, из уважения ли к чиновнику, или к арестанту.
Лукьян был глубоко тронут таким неожиданным сочувствием обыкновенно холодной и
даже враждебной толпы. У заставы он обернулся как бы для благословения и хотел что-то
сказать. Но по знаку чиновника один из жандармов схватил его за ворот и сильным толчком
опрокинул его на дно телеги. '
– Гони! – обратился он к ямщику.
Ямщик хлестнул кнутом, и телега покатила крупной рысью.
Толпа долго стояла, глядя вслед удалявшейся повозке.
Когда грозное начальство скрылось за облаками пыли, в толпе начались разговоры по
поводу только что происшедшего.
Непостоянный философ Кузька был того мнения, что раз Лукьяна забрали, стало быть за
дело. Староста Савелий, как человек официальный, хотя и одобрял такое доверие к
непогрешимости законной власти, но, как человек основательный, желал более подробных
разъяснений. Обратились к Павлу за решением сомнений. Но Павел был подавлен разлукой с
дорогим учителем и не мог говорить.
– Читайте евангелие, – сказал он. – Оно умудрит вас и откроет вам истинную веру
Христову. Это наша вера и есть.
Ульяна, умевшая лучше владеть собой, собиралась говорить вместо сына, но в эту минуту к
ним подошел молодой барин Валериан.
Он узнал о происходившем в деревне через дворовых и шел в сельское правление, чтобы,
если можно, не дать обидеть невинных людей. Но не заставши уже там Лукьяна, пошел следом
за толпою, провожавшею повозку с арестантом. Он услыхал последние разговоры, и ему
захотелось сказать свое слово.
– Никакой вины за Лукьяном и за всеми этими людьми нет, – проговорил он. – Люди хотят
простой веры, без попов, которые дерут с живого и с мертвого. Вот попам и обидно. Так я