Испанец помедлил секунду, а потом неожиданно расхохотался и, убрав в ножны шпагу, дружески похлопал по плечу своего былого ученика.
— Я смотрю, юный волчонок возмужал, — хохотнул Мартин. — Стал настоящим взрослым волком, уже и зубки научился скалить?
— У тебя и научился, — сказал Владимир, а затем посмотрел на удивленного Митяя, все еще сидевшего на полу посреди комнаты. — Ну, и что ты сидишь? Уже давно было пора распорядиться принести нам вина и еды, я проголодался с дороги. Да поживей!
Митяй тут же зашевелился, поднялся, а Владимир напротив опустился на диван и положил на стол, стоящий рядом, трость, перчатки и цилиндр.
— Эх, возьмусь я за вас, — добавил он. — Ты все понял, Митяй?
Управляющий кивнул.
— Тогда ступай.
Митяй тут же поспешил выполнить поручение, и скрылся из виду, забрав с собой старую ключницу Авдотью.
— Игнат, ты тоже можешь быть свободен, — продолжил Владимир, обратившись к личному слуге, все это время стоящему рядом и с интересом взирающему на все происходящее. — Сходи навести родных, знакомых, напейся, если хочешь. А коли вдруг понадобишься, я прикажу отыскать тебя.
— Спасибо, ваше благородие, — поклонился Игнат. — Навестить родных мне и в самом деле ой как хочется. Как-никак пять лет их не видел, а все с вами на чужбинушке мучился.
— Ну, не так-то ты там и мучился, пройдоха, — усмехнулся Владимир. — Ну, хорошо, ступай.
И Игнат тоже ушел, а испанец опустился на диван возле Волкова.
— Я вижу, ты совсем не торопился к могиле отца, — с укоризной сказал он.
— Почему же, я приехал, как смог, — отозвался молодой барин.
— Отчего же тогда я приехал раньше? — парировал испанец.
— Не знаю, — отмахнулся Волков. — Время странная штука, для одних оно течет медленнее для других быстрее. Плюс ко всему меня задержали неотложные дела в Петербурге.
— Дела, которые важнее дани последней памяти твоему отцу?! — удивился Мартин и взмахнул рукой для усиления эффекта.
— Не надо превращать все в пафос, дорогой мой наставник, — произнес Владимир. — Ты сам знаешь, что отец не шибко-то и любил меня, иначе он не отправил бы меня на эту проклятую войну.
— Ты неправ, — парировал Мартин. — Твой отец был благородным человеком, и он любил тебя и хотел, чтобы ты стал настоящим мужчиной, иначе бы он не отправил тебя на эту войну.
— Что-то не слишком-то убедительно это звучит, — усмехнулся Владимир.
— Вздор! — вскричал испанец. — Да, отец был к тебе строг, но лишь потому, что он любил тебя и не хотел, чтобы ты стал тряпкой. Мой отец был borracho[9] и постоянно избивал меня, но даже он любил меня, а все его нападки были лишь для того, чтобы закалить мой характер.