Прапорщик искренне огорчился:
— Господин поручик! Я не хотел, я не нарочно, прошу извинить!
Молодой офицер, по-штабному, щёлкнул каблуками, представился: Прапорщик Васильев. Первый железнодорожный батальон. Комвзвода. Кизил-Арват.
Прапорщик, раз взглянув Кудашеву в лицо, как заворожённый не мог оторвать взгляда от его алых нашивок перенесённых ранений и наград — двух солдатских знаков Креста Святого Георгия, вроде бы, не соответствующих офицерским погонам поручика, и медали «Русско-японская война 1904-1905 годов».
Кудашев молча кивнул головой, приложил к козырьку фуражки правую руку. Вошёл в ресторан.
Много света. Пол покрыт текинскими коврами. На окнах кружевные белые занавески. Буфет, стойка красного дерева, полированная бронза пивного насоса. На полках батарея вин и коньяков. Слышна польская речь:
— Буфетчик! Шампань! Прендко, пся крев!
За столиком трое подпоручиков. На стене вагона три фуражки — белые тульи с малой кокардой, бордовые околыши с цифрой «семь». Двое — спинами к Кудашеву, третий — лицом. На его кителе юбилейный знак «100 лет конвойной стражи». Понятно: седьмая команда Туркестанской конвойной стражи. Гуляет «ссыльная», вечно всем недовольная польская шляхта. И прапорщик Васильев, похоже, из их компании.
За столиком в другом конце ресторана две дамы — постарше и помоложе, совсем девица. Одеты для провинции более чем прилично, обе в тёмном, скромно, со вкусом, почти без драгоценностей. У дамы постарше — только обручальное кольцо, у её сопутчицы — тонкое колечко с крохотным камешком — бирюзой, в ушах — такие же серёжки. Без шляп, без платков. У девушки — гладкая без пробора — «гимназическая» причёска, тугой узел каштановых волос на затылке связан в бант чёрной шёлковой лентой. Их завтрак — по чашке шоколада и по стакану армянского мацони с коричневой пенкой на белоснежной глади кислого молока.
Кудашев присел за свободный столик. Заказ подошедшему официанту был прост:
— Мне, как у дам, шоколад, мацони, французскую булочку и коробку «Герцеговина Флор».
Через минуту завтрак был подан. Прохладное суфле кислого молока «по-армянски» — мацони — напомнило детство. Когда-то семья Кудашевых снимала комнату по соседству с купеческим домом Айвазовых, торговавших всем чем только можно — от аргамаков до мацони. Чашка шоколада и папироса — атрибуты роскошной жизни — эти вещи в Манчжурском плену и присниться не могли.
Блюдце с пустым стаканом от мацони убрано официантом. На салфетку твёрдо встала запечатанная золотой фольгой бутылка шампанского «брют» — «Вдова Клико» — пять рублей ассигнациями.