— Ты никуда не пойдешь. Пока все мне не расскажешь.
— Почему я вообще с тобой разговариваю, тогда как это совершенно не твое дело? — чопорно произнесла Ника, пытаясь убедить, что он пересек черту дозволенного. Безуспешно — прозвучало слишком истерично.
— Моретти хочет знать, что ты так...
Они оба обернулись и увидели в дверях Калеба. Ника сникла. Серьезно? Это реально происходит сейчас, когда мне нужно убираться нахрен отсюда? Я уже должна быть далеко.
— Вот ты где, Ник. Что ты, черт побери, делаешь, Ви? — спросил Калеб, имея ввиду явное нежелание Винсента пропустить Нику.
— На ней отметины.
Калеб нахмурился и вошел в спальню.
— Что?
— Я случайно зашел, когда она переодевалась и увидел...
Ника пнула по его дорогому итальянскому ботинку.
— Заткнись, — процедила она сквозь зубы. А потом четче: — ничего, Калеб. Винсент решил, что что-то увидел, но ошибся.
— Выглядит так, словно кто-то бил ее монтировкой по спине.
Она ахнула от такого предательства и злобно уставилась на неандертальца. Тот скрестил руки на груди и уставился в ответ. Внимание Ники привлекли кожаные ремешки, прикрывавшие небольшую татуировку на широком запястье. Полдюжины тонких полосок, без изысков, если не считать маленькую подвеску на одном из них. Благородный серебряный ангел с расправленными крыльями склонялся над букетом цветов. Ника не знала, почему при виде этой фигурки стиснуло горло, хотя от дерзости парня хотелось скрипеть зубами.
— Ник? — Тревога в голосе брата разрывала сердце. — О чем он говорит?
— Ни о чем, — надавила она. — Это синяк. Тоже мне, невидаль.
— Синяки. Их много, — добавил Винсент.
— Может, хватит? — Она раздраженно топнула ногой. Как бы ни старалась Ника придумать что-нибудь вразумительное, ее мозг напоминал чистый лист бумаги. Поэтому, взяв себя в руки от невыразимого смущения, она открыла рот и ее чуть не стошнило от того, что собиралась сказать.
— БДСМ, — выдавила она.
Повисшая тишина навела Нику на мысль о звучании космического пространства. Лишь кровь шумела в ушах от повышавшегося с каждой секундной давления.
— Что ты сказала? — На лице Калеба появилось странное замешательство.
— Подчинение и прочая херня, — проговорил Винсент.
— Я знаю, что это, — рявкнул Калеб и, благослови Господь прекрасное сердце брата, скривился, не поверив услышанному ни на секунду. Не то чтобы с этой практикой было что-то не так...
— Все равно, это чушь собачья, — добавил Винсент. — Игры с болью не оставляют на теле то, что я только что увидел. А теперь хватит юлить, Рыжая, и расскажи нам, почему ты так отчаянно покрываешь этого покойника, за которого вышла замуж.