Любопытен тот факт, что мысль воспользоваться смертью Долгорукова и изъять из обращения его литературное наследство возникла не только в придворных кругах. Отдельные агенты III Отделения считали своим долгом преподать подобного рода совет руководителям охраны. Так, например, лондонский агент Балашевич-Потоцкий писал в Петербург: «После смерти Долгорукова Станислав Тхоржевский получил по его завещанию 25.000 фр., серебро, мебель и пр. Но вместе с тем обещал Долгорукову издать его политические записки — «Мемуары об России», которые Герцен оценил в 50.000 фр. Говорят, что они заключают ядовитые вымыслы против нашего правительства. Герцен обещал содействовать изданию и ездил в Лондон для свидания с Трюбнером[20] относительно публикации. Но Трюбнер потерял значительную сумму денег в истекшем году по случаю воровства в его магазине и навряд решится взять на свое иждивение громадное издание. Переселение Тхоржевского в Лондон еще не решено и только совершится, если Трюбнер примет участие в издании. Записки эти, но словам очевидца, весьма вредны, особенно для юношества. Зная вполне характер Тхоржевского и его жадность к деньгам, легко через опытного агента купить все бумаги Долгорукова»[21].
Обстоятельства перехода наследства Долгорукова к Ст. Тхоржевскому довольно подробно освещены в литературе. Н. А. Огарева-Тучкова в своих воспоминаниях рассказывает, что летом 1868 г. «А. И. Герцена вызвали в Берн к Долгорукову, который, видимо, прощался с жизнью и желал видеть Герцена еще раз».
«При князе в то время находился его сын, выписанный им с год тому назад из России. Тяжелый нрав Долгорукова, — пишет она, — и тут сказался: больной был постоянно недоволен сыном. Чувствуя себя с каждым днем хуже, он хотел найти виновного в этом ухудшении, подозревая сына и желая, чтобы Герцен был посредником между ними. Роль эта была очень трудная, и Александр Иванович старался уклониться от нее. Самого Долгорукова он знал очень поверхностно, а сына вовсе не знал. Вдобавок, строптивый характер Долгорукова бросался в глаза; нельзя было безусловно верить его подозрениям; а с другой стороны — сын не внушал Александру Ивановичу ни малейшей симпатии...
Кончилось тем, что Долгоруков потребовал от сына, чтобы он немедленно уехал, что Петр Владимирович только тогда будет покоен, когда между ним и сыном будет большое расстояние, и просил Герцена передать это молодому князю. Герцен колебался. Тогда Петр Владимирович сам высказался сыну — и очень резко и жестоко, и может быть, совсем незаслуженно. Долгоруков позвал Тхоржевского, который, по просьбе князя, находился тоже при нем, и сказал ему: «Пошлите за нотариусом, хочу переменить свое завещание, не хочу ничего оставлять сыну, будет с него того, что он получит в России. Я оставил вам 50.000 фр. и все, что в доме ценного: серебро, часы и пр., теперь хочу вам оставить весь свой капитал, находящийся за границей». Вместо радости, князь увидел в лице Тхоржевского смущение: «Зачем, Петр Владимирович, я очень вам благодарен. Зачем менять завещание, это будет несправедливо», — заговорил он робко.