Я стремился также приобрести навыки в экспериментальных исследованиях.
С моим вторым ассистентом, мисс Е. Борман, я разработал метод определения длины свободного пробега пучка атомов серебра в воздухе.
Эта работа позже была продолжена моим учеником (Ф. Бильцем) в Гёттингене при помощи более точных методов,
и недавно они были усовершенствованы в некоторых лабораториях с целью определения сил взаимодействия между атомами и молекулами
(К. Бенневитцем и Дж. П. Тённисом в Бонне).
А. Ланде, позже ставший профессором университета штата Огайо, работал на моей кафедре в качестве гостя.
Именно здесь он вывел путём хитроумных численных методов свою знаменитую формулу
для тонкой структуры мультиплетов в линейчатых спектрах и открыл так называемый аномальный эффект Зеемана,
который стал одним из эмпирически добытых краеугольных камней квантовой механики.
Я же продолжал исследовать энергетические свойства решёток и вытекающие из них химические следствия.
Профессор физической химии Р. Лоренц обратил моё внимание на аномалии подвижности одновалентных ионов
(большие ионы более подвижны, чем меньшие ионы).
Я дал объяснение этому явлению в рамках более широкого исследования,
которое следовало бы назвать электрогидродинамикой по аналогии с современной магнитогидродинамикой.
Механический эффект молекулярных электрических диполей был затем экспериментально подтверждён в сотрудничестве с моим учеником П. Лертесом:
было показано, что стеклянная колба, наполненная непроводящей жидкостью,
может быть приведена во вращение посредством быстро вращающегося электрического поля.
После двух лет пребывания во Франкфурте мне предложили принять руководство физическим отделением в Гёттингене
— как теоретическими, так и экспериментальными работами, — сменив на этом посту Петера Дебая.
Несмотря на некоторый опыт в экспериментальной области, я не чувствовал себя способным руководить большой лабораторией,
которая в мои студенческие годы состояла из двух независимых отделений.
Мне удалось убедить министра образования снова разделить институт и пригласить в Гёттинген моего старого друга Джеймса Франка.
В результате были созданы три института, возглавлявшиеся профессорами Робертом Полем (который уже в то время имел звание экстраординариуса),
Джеймсом Франком (экспериментальная физика) и мною (теоретическая физика).
Такая организация оказалась весьма удачной.
У нас были объединённые коллоквиумы, на которых мы председательствовали поочерёдно.
Моё предложение пригласить Франка в Гёттинген вскоре себя оправдало:
он и Густав Герц были удостоены Нобелевской премии за работу по исследованию механизма возбуждения спектров атомов,
подтвердившую боровскую квантовую теорию атома.