Так называемый квазирелигиозный характер тайстовства был ясен каждому, кто имел возможность лицезреть его. Уместно спросить: разве это не было ответом на те проблемы, решать которые общество и школа предлагали на основе финской религии, возникшей на основе катехизиса Лютера?
Примирение с Россией (под которой подразумевался Советский Союз) во внутренней политике означало интеграцию коммунистов с обществом.
Это произошло в соответствии с дарендорфскими общественными теориями>88, в которых Кекконен хорошо разбирался. Теперь, когда коммунисты ассимилировались в обществе, когда они несли ответственность вплоть до правительства, их уже нельзя было использовать для олицетвотрения зла. Они больше не были «рюсся», а русских уже нельзя было дъяволи-зировать, а буржуазия, выступая в качестве партнера, больше не могла олицетворять для коммунистов то абсолютное зло, уничтожение которого означало бы конец всего зла в мире.
Это был тот путь спокойного мелкобуржуазного развития, который все время представляла таннеровская социал-демократия. Марта
Салмела-Ярвинен>89 не зря назвала свою вышедшую в 1960-х гг. книгу своих воспоминаний «Мы все не безгрешны». Для того времени это было довольно смело и хлестко.
Ристо Алапуро отметил, что как в 1930-х, так и в 1970-х гг. общественное развитие и студенческое движение шли в противоположных направлениях.
В 1920-х гг. студенческая молодежь стремилась к (или во всяком случае, проповедовала стремление) к интеграции рабочего класса с обществом. Когда же в 1930-х гг. это осуществилось, то та же самая студенческая молодежь выступила против.
В 1960-х гг. студенты поддержали интеграцию коммунистов в общество, но когда их большая часть стала интегрироваться в общество, то тайстовцы яростно выступили против этого.
Студенческая молодежь была заинтересована не в том, чтобы сделать общество лучше, а в том, чтобы сделать его совершенным. Мнимое «лучшее» всегда является врагом реального хорошего.
По подобной схеме развивался молодежный радикализм на Западе, но Финляндия шла своим путем. Как отметил Ристо Алапуро, во Франции и в Италии, как и в Финляндии, была сильная коммунистическая партия. В этих странах была своя студенческая революция. В Финляндии коммунисты и студенты нашли друг друга, а во Франции нет. Разница, как считает Алапуро, заключается в том, что в Финляндии 1960-е гг. были для многих анализом травмы 1918 г. Мы можем согласиться с этим и добавить, что упомянутая травма и своеобразное отношение Финляндии к России влияли на историю Финляндии с начала независимости и придавали ей свои специфические черты.