.
Эстетика, по Делёзу, отнюдь не индивидуальная вотчина специалистов: она присутствует в каждом как симбиоз перцептов и аффектов в сингулярных комбинациях того, что он, опираясь на Бэкона, называет «логикой ощущений». На тот момент, когда Делёз передал Гарри Янковичи из издательства La Différence свое эссе о Бэконе, он не был лично знаком с художником. Его издатель Жоаким Виталь часто обсуждал с Делёзом живопись, и, хотя он считает, что у того получился увлекательный и оригинальный анализ живописи Бэкона, Виталь также констатирует, что «его багаж в сфере искусства был невелик, а вкусы были спорными»[1887]. Тем удивительнее, что Делёзу удалось на основе анализа творчества Бэкона найти работающие концепты.
Как только этюд Делёза был опубликован, его сразу прислали Бэкону[1888], который поразился его прозорливости: «Этот парень словно заглядывал мне через плечо, когда я писал свои картины!»», – отметил он[1889]. Жоаким Виталь, большой поклонник Бэкона, организует встречу между автором и художником в Париже, ужин на улице Трюден, в l’Auberge du Clou. Но то, что должно было стать сном наяву, превратилось в кошмар:
Ужин вышел отвратительным – таким же отвратительным, как диалог между ними. «Дорогой Жиль», «Дорогой Фрэнсис». Они улыбались друг другу, говорили комплименты, снова улыбались. Мы изумленно слушали, как они перебирают банальности. Мы подбрасывали им темы: египетское искусство, Догэн, Шекспир, Суинберн, Пруст, Кафка, Тёрнер, Гойя, Мане, письма Ван Гога брату, Арто, Беккет. Каждый подхватывал ту или иную тему, обыгрывал ее в одиночку, не заботясь о другом. Откупорили бутылку бордо, что Бэкон воспринял как личное оскорбление, а Делёз произнес первоклассную речь об университете[1890].
Делёз, со своей стороны, когда у него спросили, знаком ли он с Бэконом, прокомментировал: «Да, познакомился уже после книги. В нем чувствуется сила и мощь, равно как и большое очарование. Стоит ему час посидеть на месте, его начинает корежить во все стороны, и сразу видно, что это Бэкон»[1891].
В своей книге Майкл Пепиат пишет, что нигде в мире Бэкон не пользовался такой известностью, как в Париже[1892]. Но предметом этого этюда является не только он, это еще и исследование живописи, нацеленное на размышления об эстетике, о доступе к «чистой фигуральности» путем изъятия и изоляции: «Живопись должна оторвать Фигуру от фигуративного»[1893]. Делёз, таким образом, продолжает размышления о лицевости, начатые вместе с Гваттари в «Тысяче плато». Он видит в Бэконе художника, который разрушает лица, чтобы выявить под влиянием эффекта сверхкодирования множественные становления лиц как продолжения тел. Откуда возникает сильное чувство, испытываемое перед картиной Бэкона? Из его способности уловить игру сил, которая действует на картину, определяя ее форму. У Бэкона можно найти желание фигуративно представить жизнь: «Материя – это жизнь».