. На уровне языка Сильвен Луазо выявляет разрыв, определенный встречей с Гваттари. Работы Делёза, написанные им в 1968–1969 годах в одиночку, все еще остаются в пространстве достаточно классической семантики, даже «Логика смысла»: «В наибольшей степени особняком стоит „Тысяча плато“»
[1940].
Конечно, эта творческая работа не ведется ex nihilo; философ создает свои концепты не тогда, когда в одиночестве сражается с пустой страницей; ему нужны концептуальные персонажи, такие как «друг», который свидетельствует о греческом происхождении философии: «Благодаря философии греки решительно изменили положение друга, который оказался соотнесенным уже не с иным человеком, а с неким Существом, Объектностью, Целостностью»[1941]. Концептуальные персонажи могут воплощаться в таких психосоциальных фигурах, как «деспот», «кочевник», «пророк», «предатель», «воин», «странник», если брать примеры, важные для «Тысячи плато».
Список концептуальных персонажей, которых может призвать философ, – открытый. Один из них – идиот: «Идиот – это частный мыслитель, противостоящий публичному преподавателю»[1942]. У каждого из этих персонажей есть своя «минута славы», свои места, в которых они укоренены, связанные с тем или иным духом времени, дислоцированным в каком-то определенном пространстве. Так, идиота можно заметить в христианском контексте, и он появляется на славянской, русской сцене, где Достоевский наделяет его особой силой. В то же самое время он претерпевает определенные метаморфозы. Так, новый идиот противопоставляется старому в том, что он больше не довольствуется очевидностями, а желает, напротив, абсурда.
В том же смысле, в каком Жюль Мишле в предисловии к своей «Истории Франции» (1869) отметил, что является не отцом своего произведения, а его плодом – то есть, по сути дела, сын порождает отца, – Делёз и Гваттари отводят главную роль концептуальному персонажу, тогда как философу достается роль простой оболочки. Эти концептуальные персонажи, как и ритурнели, имеют отношение к изначальному месту, к территории с ее логиками детерриториализации и ретерриториализации. Некоторые из их черт определяются исторической и географической средой их возникновения, но в то же время, будучи чистыми событиями, они уходят от положения вещей, в котором родились, а потому относятся к «чисто мыслительному и мыслимому определению»[1943]. И только в этом случае они достигают статуса концептуальных персонажей. Делёз и Гваттари определяют философское существование как то, что концентрируется в факте «начертания, изобретения, творения»