Не всё так гладко, как хотелось бы. Лекарства выпивают душу, делают тебя онемевшим. Ты оглушён, седирован: в сознании, всё понимаешь и даже способен реагировать на вопросы и простейшие команды, но ничего не чувствуешь. Ничего.
Я высыпаю содержимое баночек в унитаз и жму кнопку слива. Возвращаю их пустые на место. Под пальцами скользят фотографии, но я не решаюсь их достать. Я отчётливо помню, что они лежали в глубине, теперь — почти на краю. Заглядывала сюда, маленькая проныра.
По сути Бекки не сделала ничего плохого, но для меня любое вторжение в личную жизнь сродни пощечине. Устроить ей выволочку? Тогда придётся объяснять, зачем мне все эти таблетки, а я этого не хочу. Промолчать, как сделала она?
Я был слишком самонадеян, когда думал, что приведу её сюда, и мы будем жить как соседи. Бекки непосредственная, обаятельная, и настолько притягательная, что соблюдать дистанцию всё сложнее. Она проникает под кожу, подсаживает на себя, как на наркотик. С ней так просто, что можно забыться и стать собой. Но вряд ли кому-то понравлюсь я настоящий.
На раковине стоит баночка с блеском для губ. Я хватаю её и кручу в пальцах. Вечно все разбрасывает. Иногда это раздражает. А иногда хочется, чтоб она всё засыпала вещами со своим запахом.
Я одеваюсь и иду на кухню. Она сидит прямо на столешнице, болтает ногами и читает женский журнал, посасывая красную карамельку на палочке, которая окрашивает губы в нежно-розовый цвет.
— Я же просил тебе не сидеть на столах, — ворчу, хлопнув её по коленкам.
— Прости. — Бекки спрыгивает на пол.
Я засовываю в блендер куски зелёного яблока и начинаю кромсать сельдерей. Нож соскальзывает, и лезвие входит в палец, рассекая плоть чуть ли не до кости. Я выдёргиваю лезвие из раны, и кровь фонтанчиком выплёскивается на белую столешницу.
— Проклятье! — Я зажимаю рану салфеткой; тягучие капельки часто стучат по полу.
— Дай посмотрю! — Бекки несётся ко мне. Лицо обеспокоенное, руки дрожат.
— Мне не нужна нянька! — кричу я, вырываясь из ее рук. — И не смей рыться в моих вещах! Поняла?
— Поняла, — кивает она, а глаза уже переполняются слезами.
— Иди к себе уже! — рявкаю я.
Бекки смотрит на меня широко распахнутыми глазами, дышит часто и поверхностно, словно задыхается, щёки пылают. Этот взгляд. Я только что ударил её словом.
Резко разворачивается и бежит к себе, шлёпая по полу босыми ногами.
Я достаю из ящика бинт и наспех заматываю кровоточащий палец. Затягиваю потуже и спешу за ней.
Стучу в дверь костяшками пальцев, хоть она и приоткрыта.
— Чего тебе? — спрашивает, задыхаясь от рыданий.