Коул называл в качестве эмоций такие вещи, как страх, ужас, гнев и любовь[283]. Они, в отличие от чувств, требуют осознания и обдумывания. Коул также отмечал, что эмоции способны вызывать безумие, когда они чрезмерны, недостаточны или каким-либо образом извращены[284].
Наконец, на вершине иерархии Коула находились сантименты — возвышенные ощущения, которые «отличаются от вышеописанных эмоций тем, что в них задействованы добровольные реакции, требующие внимания и суждения». Другими словами, это привязанности, использующие волю. К ним относятся уже известные нам моральные и этические, а также «интеллектуальные сантименты». Интеллектуальные сантименты Коул считал «результатом высших эмоций, приводимых в действие установлением истинности любого утверждения или верой в то, что не подлежит опровержению и сомнению». Таким образом, они несколько напоминают моральные сантименты, однако касаются более научных вопросов. Подобные сантименты — это чувства, которые оправдывают ваши действия и дарят уверенность в собственной правоте. Их избыток, недостаток или извращение также могут привести к безумию, подобно тому как искажается мораль, саботируется справедливость, а искусство превращается в «гротеск»[285].
Сантименты и воля — вот что отличало цивилизованных людей от животных. И не только от животных, но и от нецивилизованных и безумных. Чем больше человек полагался на эмоции / интеллект в ущерб сантиментам / воле, тем ниже он находился в своеобразной эволюционной цепи бытия. Цивилизованный мужчина стоял на вершине эволюции. Страдать психическим расстройством означало скатиться вниз по этой лестнице, утратить контроль над собой, моралью и суждениями, стать нецивилизованным дикарем. Как выразился в 1904 году администратор приюта Бэнстед в Саттоне (Англия) Клей Шоу, безумие — это «отслоение от высшего состояния личности»[286].
Мыслитель описал бы мужественность Викторианской эпохи как стремление к контролю над волей и правильному приложению моральных, эстетических и интеллектуальных сантиментов. Женщины куда больше ладили со своими эмоциями / интеллектом, чем с сантиментами / волей. Вот почему, по распространенному убеждению того времени, они были более восприимчивы к психическим расстройствам. Связать высокий процент случаев истерии среди женщин с угнетением просто не приходило мужчинам в голову. Ни тогда, ни по прошествии еще многих лет. Нам, однако, уже известно, что живучее представление об истерии как о типично женском заболевании в конце концов точно минометным огнем обрушилось на мужчин.