— Ему самому на кефир хватало, — исказила бескровные губы Сони коварная улыбка. — А меня впереди ждет красивая жизнь.
— А про маску он от тебя узнал?
— Он вообще не знал про маску. — Улыбка дочери антиквара стала еще злее. Нацеленный в грудь Сергея пистолет издал глухой щелчок, но выстрела не последовало.
— Вот и я считал, что рановато тебе в мужские игры рубиться, — наконец и сам улыбнулся Пепел. — Понимать надо, что не оставил бы нас в живых этот Таныч при куше в сто пятьдесят фишек, будь у него маслины. Кто ж поверит в сказку про третьего не лишнего? А так, когда на понт не взял, то просто красиво ушел. — Пепел повернулся к спутнице: — Пошли отсюда, Маша, за нечестную игру дольщик исключается из команды.
Но Маша, не послушавшись, вдруг яростно бросилась на предательницу и вытянутыми вперед кулачками, будто таранами, ударила в грудь:
— Тварь! Тварь! Тварь!!!
И такой силы был толчок, что Соня отлетела назад, колени подшиб борт чана, и, воздев облако ядовитых молочно-зеленых брызг, дочь антиквара плюхнулась в хлорковый водоворот.
Пепел поймал Машу за шиворот и поволок на выход, выговаривая:
— Это ты зря!.. На нее убийство отца вешают… ее отпечатки на стволе, из которого этот Таныч массу людей наверняка положил… Это ты зря!..
А спины их хлестал душераздирающий визг барахтающейся в разъедающем кожу растворе гадючки. И еще был слышен топот, только не ясно, подоспевшая милиция бежала к чану, или пожарники.
— Делаем так, — учил на бегу Сергей. — Ты — к своим рокерам. Пусть тебя, как обещали, с аппаратурой вывозят… Ключи у тебя сохранились? Попадешь в квартиру, отсчитаешь сто тысяч… хватит, чтобы у Ромы твоего лепшего продюсерский центр выкупить… Полтинник мне оставь… Я, как выберусь отсюда, на него уеду из Питера… Достал меня этот город!
— А ты выберешься?!
— Я выберусь. Я обязательно выберусь!..
Перекосившийся, с заколоченными ставнями бревенчатый дом остался за спиной. И сейчас Пепла от бесхозного дома отделяли кривая улочка, единственная в деревне Бердники, лес крапивы и кладбищенская облупленная ограда.
Сергей Ожогов опоздал не меньше чем на год, отдавать простенький алюминиевый крестик Позитрона было некому, его можно было только оставить у гораздо большего высушенного солнцем до серости креста. Деревянного, с еще не окончательно изъеденной ржавчиной табличкой «Лидия Ивановна Поплавская 1940 — (дальше ржавчина)», водруженного в изголовье могильного холмика. Но сначала следовало приструнить буйствующий бурьян.
Пепел стал с корнем рвать зеленые космы, не обращая внимания на впивающиеся в ладони иголки репейников. Он не выполнил волю Коли Позитрона, в горле стоял комок.