Профессор Мэрлок раскурил трубку, поблагодарил служанку за ужин и решительно направился в кабинет. Откладывать больше было нельзя: он дал себе слово сегодня же написать Семсам.
Конечно, профессор не сомневался, Моника давно сообщила родителям, как ее встретил их старый учитель и друг, описала в подробностях, как сдавала экзамены в университет и прочее, а все же правила приличия заставляли написать самому. Ведь именно его Анжелика и Фрэнк Семс просили позаботиться об их дочери. Ему и отчитываться.
«Дорогие Анжелика и Фрэнк!» — вывел он первую строчку и задумался. Позади него висела целая полка книг, на обложках которых стояло его имя, но то были научные труды, а сейчас Мэрлоку хотелось бы передать ту бурю эмоций, которую он пережил, когда в его кабинет вошла Моника. Для этого требовался талант литератора.
Как же описать то мгновение, когда он поднял глаза от бумаг и увидел перед собой… Анжелику? Не нынешнюю, с которой недавно встречался на симпозиуме в Париже, а ту, что была его любимой ученицей тридцать лет назад, на секунду показалось, что время вернулось вспять, а прошедшие годы всего лишь приснились. Кажется, он даже успел подумать, что она как всегда пришла на семинар раньше всех, аккуратная девочка… И тут опомнился. Моника была удивительным повторением матери, во всяком случае, внешне. Правда, в последующие две недели, пока она жила в его доме, он с радостью убедился, что девушка переняла и все лучшие черты характера Анжелики.
Мэрлок улыбнулся, вздохнул и написал следующую фразу: «Моника, как вы, должно быть, уже знаете, добралась благополучно, встретились мы хорошо…»
Еще бы! С ее матерью он тоже всегда встречался хорошо — обычно это превращалось в праздничное свидание с юностью. Они словно не замечали, как постарели и поседели, как потускнели у них глаза. Уже через пять минут после бурных приветствий и дружеских поцелуев Анжелика, ныне сама профессор, превращалась в его прилежную ученицу, а он — в ее мэтра. Она слушала Мэрлока, затаив дыхание, а он по праву старшего — и разница всего-то семь лет! — начинал ей покровительствовать. Странно, но где-то в глубине души в такие моменты всегда оживала так и оставшаяся невысказанной его тайная влюбленность в ту изящную девочку с платиновыми волосами и невыразимо красивыми глазами. И почему он тогда считал для себя невозможным влюбиться в нее открыто, завести роман, наконец, жениться? Возможно, Моника сейчас была бы их дочерью…
«Ваша дочка прелестна…»— изложил он свои размышления тремя словами.
Прелестна-то она прелестна, вдруг разозлился Мэрлок, но что эти фанатики-ученые сотворили со своим чадом?! Теперь эта почти двадцатилетняя девица напичкана всевозможными знаниями и иностранными языками, но совершенно не приспособлена для жизни в жестком современном цивилизованном мире. Слава Богу, подумал профессор, там, куда он устроил ее поработать до начала занятий в университете, вряд ли появится какой-нибудь хлыщ, которому вздумается вскружить ей голову. А с осени в университете он сам над ней возьмет шефство…
