После обеда Климов взял чемодан и пошел в другую комнату; Прозоров остался на кухне. Сколько он просидел так — не помнил, но, когда вдруг очнулся, ему послышалось, будто кто-то там, в комнате, работает телеграфным ключом.
Прошла первая ночь.
А на рассвете следующего дня Климов и Николаев сказали, что уходят. Чемодан они велели сохранить в надежном месте. Когда нужно будет, за вещами придет либо кто-нибудь из них, либо другой человек, который должен сказать пароль: «Федор Данилович? Я от Федора из Пскова».
На прощание Климов и Николаев оставили Прозорову полбуханки хлеба, банку мясных консервов, несколько кусков сахару и двадцать тысяч рублей — две пачки, по десять тысяч в каждой. Они ушли, а Прозоров не мог найти себе места.
«Не буду немецким шпионом! — лихорадочно думал он. — Надо что-то делать! Но что? Если бы сейчас была Катя! Сколько раз она говорила: „Смотри, Сережа, нельзя быть таким смирным. Пропадешь ты в сложных обстоятельствах, если не станешь наконец настоящим мужчиной”». Ах, если бы была Катя! Она всегда спасала его в самых «сложных обстоятельствах»… Прозоров несколько часов ходил вокруг дома и только потом обнаружил, что все это время был без пальто.
Вечером у него появился сильный озноб, он потерял сознание. На другой день, утром, пытался подняться, но не смог. Так он провалялся дней семь-восемь, а потом стал медленно поправляться. Когда он уже начал ходить, его навестила незнакомая молодая, красивая женщина. На ней была военная форма.
— Федор Данилович? Я от Федора из Пскова.
У Прозорова сжалось сердце. Он только кивнул: слушаю вас.
— Как живете? Вы что, больны?
— Живу, как видите. Болел все время, простудился. Сейчас немного лучше.
Женщина, видимо, спешила.
— Я на минуточку, — быстро заговорила она. — Приехала сообщить, что у ваших друзей все благополучно. Все остается так, как договорились. Вам приказано из поселка не отлучаться до особого указания. Я, возможно, еще к вам заеду.
Она попрощалась и ушла.
Зачем она приезжала? Проверить его? Прозоров подошел к окну. Недалеко от дома непрошеная гостья села в поджидавшую ее санитарную машину. Занятый своими мыслями, Прозоров не обратил особенного внимания на то, что за ней проследовала «эмка», окрашенная в белый цвет.
Во время болезни Прозоров не интересовался чемоданом, не притрагивался к нему. Он так и стоял за кроватью в другой комнате, — там, где его оставили. Как хотелось Прозорову забыть об этой истории! Но последний визит напомнил ему все, что произошло. Надо было что-то делать, принять какое-то решение.