— Отсюда невозможно выбраться, — проговорил француз, — следят за каждым движением.
В этот момент Руди Байер начал бледнеть, он лежал на скате воронки со стеклянным взглядом. Его дыхание было слабым, а губы двигались медленно, глаза смотрели неподвижно и прямо перед собой. Руди уже не реагировал ни на слова, ни на окружающую обстановку, в глазах всё мутнело.
— Он умирает, — произнес француз, — через минуту все будет кончено.
Немец и француз смотрели на Руди и ничем не могли ему помочь. Он умирал прямо у них на глазах; было заметно, как смерть медленно забирает его. Спустя несколько минут его глаза еле-еле повернулись в сторону сидевших, и он пристально глянул на них с приоткрытым ртом, полностью ослабленный. Дыхание его замедлялось, а выражение лица принимало все более и более расслабленный вид, глаза медленно, чуть подрагивая, закрывались, и он уже был не в состоянии фокусировать взгляд. Он смотрел на них; через секунду его зрачки резко расширились, а руки перестали дрожать. Это был конец.
Вдруг тело второго немца резко встряхнуло судорогой, словно его ударило током. Француз наблюдал за этим процессом абсолютно равнодушно и цинично.
— Как тебя зовут, солдат? — произнес он.
— Гольц, р-ряд-д-дов-вой Гольц, — испуганно пробормотал немец, осознавая, что он остался с врагом один на один и никого нет рядом. Он жутко боялся, что француз убьет его в любую секунду.
— Я так понимаю это фамилия, а имя? — повторил тот.
— В-вернер, В-в-вернер Г-гольц. А вас как з-з-зовут? — заикаясь, переспросил немец, пытаясь инстинктивно нащупать контакт и опасаясь, что пришел черед и ему быть убитым.
— Сержант Франсуа Дюфур, — расстегивая верхнюю пуговицу кителя, ответил француз. — Новобранец?
— Я? нет, т-то есть да, п-п-первый день на п-п-передовой, — боязливо ответил Вернер.
— Господи, немцы уже детей сюда присылают…
— Мне 18, месье, — ответил Вернер, вспомнив мысленно книгу «Три мушкетера» и как надо обращаться к французам.
— Понятно, что не 40.
— А почему В-вы так х-х-хорошо знаете немецкий язык?
— Знаю и все. Значит, были на то причины, чтобы выучить его, — ответил француз с абсолютным спокойствием. Его состояние можно было описать только так — будто он сидел с другом у себя на заднем дворе. Его не волновало, что с минуту назад перед ним умер человек, что он находится в воронке, и выхода отсюда нет. Вернера пугало это, и он не понимал подобного поведения. Он не знал, что делать.
— У твоего друга должна быть в рюкзаке еда или вода, достань, — попросил Франсуа.
— Но ведь это его рюкзак, нельзя брать чужое.