Терри Расселл услышал громкий стон удовольствия и не сразу понял, что он исторгся из его собственной груди. Это был стон мужчины, испытывающего наивысшее наслаждение. И Терри не был ни удивлен, ни смущен проявлением своих чувств.
«Какая же она гладкая и красивая», — подумал он. Она откликалась на малейшие прикосновения его рук, словно была создана специально для него: поворачивалась, поднималась, следуя его воле. Она была готова исполнить все, чего бы он не пожелал. Если бы в эту минуту ему пришлось умереть, Терри встретил бы смерть с улыбкой на лице.
Но он не собирался умирать, потому что был счастлив. Она — само совершенство. Она уносила его высоко в заоблачные дали и парила вместе с ним. Она полностью отдавала ему себя, и Терри вознаграждал ее за это искушенными, знающими прикосновениями своих сильных, но чутких рук. Она мурлыкала и пела для него, подчиняя его воле свою энергию и силу.
Выше… еще выше…
Затем вниз, вниз… очень медленно, смакуя наслаждение, прислушиваясь к своим ощущения, и наконец неохотно возвращаясь к реальности.
С губ Терри слетел удовлетворенный вздох, исполненный благодарности за минуты, которые она подарила ему, за чувства, которые заставила его испытать.
Терри подумал, что эта «Сессна» — один из прекраснейших двухместных самолетов, на которых ему доводилось летать.
— Ты настоящее чудо, — с нежностью сказал он, направляя серебристую птицу к аэродрому. — Я мог бы провести с тобой в небе хоть целый день.
Шасси мягко коснулись посадочной полосы. Терри повернул машину к небольшому зданию, служившему диспетчерской, оттягивая момент расставания с прекрасной леди, все еще находившейся в его власти.
Аннабелла Эбрахам стиснула кулаки так крепко, что пальцы потеряли чувствительность. Она зажмурилась, потому что всякий раз, видя очередной рискованный вираж, проделанный в небе маленьким белым самолетом, она чувствовала подкатывающий к горлу комок. Лишь к концу полета Аннабелла осторожно приоткрыла один глаз, чтобы убедиться, что самолет благополучно приземлился.
— Слава Богу, — пробормотала она, открывая другой глаз. — Этот безумец не разбился.
Не зная, кто сидит за штурвалом, Аннабелла автоматически причислила смельчака к несчастным существам с ограниченными умственными способностями, не вполне отдающим отчет в своих действиях. Она твердо придерживалась убеждения, что если бы Бог захотел, чтобы человек летал, то люди рождались бы с крыльями. Согласно этой в высшей степени разумной теории Аннабелла также считала, что, если бы человек был создан для плавания, он бы имел жабры и плавники.
