— Рейт, давай поженимся…
С застывшим, напряженным лицом, плотно прижав к груди стиснутые в кулачки руки, Энн шагала взад и вперед по спальне, вновь и вновь шепча эти слова. Взор ее обычно бесхитростных голубых глаз потемнел от тревоги и беспокойства. И все равно она не была до конца уверена, что отважится громко произнести эти слова.
— Давай поженимся, давай поженимся, давай поженимся…
Ну вот, произнесла. И пусть слова прозвучали не так твердо и уверенно, как бы ей хотелось, но это уже кое-что. Итак, первый барьер взят, храбро подумала Энн, значит, возьму и следующий.
Она сделала глубокий вдох и посмотрела на телефон перед кроватью. Прочь нерешительность, надо довести дело до конца.
Но нет, только не в этой комнате, не на кровати — тут слишком уютно, и это расслабляет. Она резко оторвала взгляд от забавного детского покрывала, усеянного букетиками. Когда она его выбирала, ей было четырнадцать. А теперь уже двадцать.
Целых двадцать, а она все так же наивна и неискушенна — ну прямо девчонка, да и только. Во всяком случае, так ей твердят. От неприятного воспоминания Энн слегка нахмурилась. Ей известно, кто особенно любит напоминать об этом.
Девушка открыла дверь спальни и быстро сбежала по ступеням. Она позвонит из той комнаты, что прежде была кабинетом отца, а еще раньше — дедушкиным. Да, кабинет, пожалуй, лучше всего подойдет для такого разговора, придаст ему нужный тон и значительность.
Энн подняла трубку, торопливо набрала номер и напряглась всем телом, заслышав длинный гудок.
— Попросите, пожалуйста, Рейта Уолстера. Это Энн Чендлер.
В беспокойном ожидании Энн то и дело покусывала нижнюю губу. А ведь ей казалось, что она давно рассталась с этой детской привычкой.
— Так делают только дети, — укорил ее как-то Рейт, когда ей было лет восемнадцать. — А женщинам… — Тут он выразительно замолчал, интригующе сверля ее взглядом, пока она не спросила простодушно:
— Что женщинам?
— Разве ты не знаешь? — с наигранным изумлением воскликнул Рейт. — Женщинам, дорогая моя, невинная Энни, подобные отметины оставляет только любовник. — При этих словах он наклонился к ней и медленно провел пальцем по ее вспухшей от прикусов губе. Это странное прикосновение заставило ее невольно вздрогнуть. А Рейт, будто не заметив ее смущения, добавил: — И притом очень пылкий любовник…
Посмеялся, видите ли.
Этот молодой человек вообще был не подарок. В старые времена ему быть бы каким-нибудь разбойником, флибустьером — человеком, который живет по своим собственным законам и которому нет дела до других. Так всегда говаривал ее дед. Она вообще подозревала, что дедушка втайне питал слабость к Рейту…
