По темной степи тянуло дымком. Кашевар сгреб кучкой золу — под ней тлели угольки сухого навоза. Тишина была такая, что слышно за версту, как потыркивает сверчок; а еще далее, в лощинке, в стороне, где недавно догорела вечерняя заря, — хрипел дергач. Летел бы, дура, к Дону, в плавни, здесь много не наковыряешь носом. В степи земля теплая, сухая, было бы что подложить под голову, — и так лежат мужики у костра, а кто — под телегой с поднятыми к звездам оглоблями. Звезды просторно раскинулись над степью. Один человек сидит, другие слушают.
— Да, товарищ, пришлось…
— Хлебнул?
— А что же ты думаешь, — конечно, хлебнул горя…
— Расскажи по порядку, дяденька.
— А по порядку рассказать — будет так: в каком это году, забыл я, — в шестнадцатом… Ну, ладно… Вошли мы, русские войска, в Париж. А были мы, солдаты, Езятые для этой экспедиции, как на подбор: рослые, молодые, ужасно все бойкие. Идем по Парижу, колонна за колонной, сорок тысяч человек — это ты шутишь! И поем во всю глотку. По дороге на кораблях спелись: с жизнью прощаться ведь неохота на чужой стороне… Да и бабы на тротуарах видимо-невидимо — глядят на нас… Хороши… Ах, чистые, хорошие дамочки у них…
— Ну?
— Это кто там сказал «ну», под телегой?
— Будет вам, — слушайте, ребята.
— Да. Идем мы через город Париж и поем песни. Запеваем по очереди, поротно, — в каждой роте запевала и подголосок, мы подхватываем — стекла звенят… Начальство нарочно подбирало голосистых в эту экспедицию, чтобы удивить иностранцев: какой у нас народ веселый, вся армия сытая, мордастая, в бой — так в бой, ей хоть бы что; с песней грудью за отечество. Так и в газетах французы писали: «Русский, мол, солдат умирает с песней на устах…»
— Как это?.. (Опять из-под телеги.) Вот ведь, ребята, а?..
Рассказчик покосился под телегу, но разобрать ничего было нельзя — так темно. Месяц еще не всходил над степью.
— Как же им нас не хвалить: нас пригнали помирать за их отечество… Ну, конечно, языка они нашего не понимали, русского, — от этого много зависело… Когда проходили под Триумфальной аркой, дамочки стали бросать в нас цветы — розы. Мы, будто эти розы нам обыкновенное дело, груди выпячиваем, будто такие уродились орлы, да и грянули свою, солдатскую: «Дррррищем дегтем, дррррищем дегтем, табаком…» Так что же вы думаете: у дамочек на глазах — слезы, и руки к нам протягивают… А наши господа офицеры только косоротятся, но ничего не поделаешь: парад…
— Здорово это вы — про табак… Показали…
— Мы бы не то еще показали, не прогони нас прямо на фронт в тот же день… У них народ малорослый. Умом одним берут, образованием. А культура у них высока.
