Вряд ли можно документально опровергнуть традиционную точку зрения, выраженную М. Минье, что Берли узнал о заговоре от Байи, но и тогда он еще не был «в состоянии доказать его и начать преследование».
Известно, что Сесил, как и сама Елизавета, и в 1571 году и много позднее были противниками открытой военной конфронтации с Испанией, на чем настаивали Лейстер и Уолсингем. Не могло ли провоцирование «заговора Ридольфи» привести к такой конфронтации, активизировать и Альбу, и Филиппа II? Сесил, если он собирался провоцировать заговор, не мог не задать себе подобный вопрос и тем самым не привести веский довод против такой игры с огнем.
Сам Ф. Эдвардс признает, что приводимые им косвенные улики виновности Уильяма Сесила, лорда Берли, в фабрикации «заговора Ридольфи» вряд ли убедили бы беспристрастный суд и тем более недостаточны для суда истории. «Но если нельзя вынести окончательное суждение о роли Ридольфи и Сесила, — пишет он, — то тем менее возможно осудить герцога Норфолка и шотландскую королеву Марию Стюарт. Если мало что доказано, говорящее в их пользу, еще менее то, что свидетельствует против них». Быть может, Эдвардс преувеличивает степень «недоказанности» участия Норфолка и Марии Стюарт в заговоре. Однако историку-иезуиту удалось по крайней мере поставить под сомнение традиционную интерпретацию «заговора Ридольфи».
При любом истолковании этого заговора не подлежит сомнению, что английская разведка в это время прибегала к провокациям крупного масштаба. Примером может служить дело Джона Хокинса, одного из «королевских пиратов», которые с фактического позволения Елизаветы вели на море необъявленную войну против Испании, захватывая нагруженные золотом и серебром испанские корабли на их пути из колоний на родину. Чтобы освободить своих матросов, попавших в плен к испанцам и томившихся в тюрьмах инквизиции, Джон Хокинс сделал вид, что решил вернуться в лоно католической церкви. Получив аудиенцию у Марии Стюарт, он послал в Мадрид своего агента Джорджа Фитцуильяма, который повез с собой рекомендательное письмо от шотландской королевы. Филипп II отдал распоряжение освободить английских моряков и выдать каждому из них по 10 дукатов. Испанский король приказал также передать Хокинсу патент на титул испанского гранда и, что важнее, большую сумму денег — целых 40 тыс. фунтов стерлингов. В свою очередь, Хокинс обещал перейти со своим флотом на сторону Испании. 4 сентября Хокинс с удовлетворением писал Берли о своих испанских партнерах по переговорам: «Я надеюсь, господь бог разрушит их планы и они сломают себе шею из-за собственных умыслов».