Она улыбается, но только ртом. Знаю я эти их лживые улыбки.
— Что со мной? — задаю прямой вопрос.
Она тут же меняется в лице и со вздохом сообщает:
— Меня зовут Линнет. Я — твой лечащий врач, — пауза. — У меня есть хорошие новости и плохие.
— Какая хорошая? — спрашиваю.
— Знаешь, кто интересуется в первую очередь хорошими новостями, Ева?
— Кто?
— Оптимисты! А это очень важное качество в жизни, оно помогает преодолевать трудности, перешагивать проблемы и идти дальше.
Она заходит издалека. Это подозрительно. Плохой знак.
— Ты помнишь, что с тобой произошло?
— В меня врезалась машина.
— Да, это так: тебя сбил автомобиль, — подтверждает.
Я жду, и она видит это в моих глазах.
— Знаешь, — говорит, — что самое сложное в работе врача?
— Что?
— Сообщать плохие новости.
— О плохом в принципе тяжело говорить, — мой голос спокоен.
Даже хладнокровен. Я не чувствую того, что должна чувствовать. Чего не скажешь о докторе: на её лице мука. И я решаю облегчить её задачу:
— Мой ребёнок умер?
Даже в состоянии пришибленности, я не могу, не решаюсь использовать слово «дочь». Дочь — это слишком… слишком… персонифицировано.
— Да, — подтверждает. — Удар пришёлся прямо в живот. Мне жаль, но у неё не было шансов.
У неё.
Подозреваю, они дают мне успокоительные. Транквилизаторы какие-нибудь. Химические вещества, притупляющие чувства. Тогда почему, мне так больно? Они что, не действуют?
— Об остальном поговорим позже, — внезапно заявляет.
О каком ещё «остальном»?
— Хватит с меня. Мне достаточно! Больше не надо! Хватит с меня, слышите? — ору, и глаза Линнет мгновенно наполняются тревогой.
— Я поговорю с психологом, у нас есть очень хорошие специалисты, они помогают людям справляться с потерями. Тебе помогут!
Да-да! Мне помогут, я уже слышала! Сделайте одолжение, не помогайте никто! Просто оставьте меня в покое! Я хочу быть одна, без помощи, без сочувствия, без слепых водителей на белых Лексусах, без влюблённых братьев, забывающих вовремя надеть резинку и плюющих на тебя, когда ты призываешь их воплотить слова в действия!
— Я справлюсь сама! Отойдите все от меня! Не прикасайтесь!
В обед полноватая медсестра Хлоя приносит мне стаканчик с таблетками, и я насчитываю две новые в этой растущей куче. Примерно через час засыпаю и просыпаюсь на следующий день.
Несколько суток спустя мне велят подняться с постели и самостоятельно дойти до туалета. Думать о потерях некогда — пережить бы насущные проблемы. Боль в животе адская, ноги ватные, медсестра — жестокая филиппинка, тащит меня как живодёр на плаху, невзирая на мои слёзы и упирающиеся в резиновый пол ноги: